Неточные совпадения
В коротких, но определительных словах изъяснил, что уже издавна ездит он по России, побуждаемый и потребностями, и любознательностью; что
государство наше преизобилует предметами замечательными, не говоря уже о красоте мест, обилии промыслов и разнообразии почв; что он увлекся картинностью местоположенья его деревни; что, несмотря, однако же, на картинность местоположенья, он не дерзнул бы никак обеспокоить его неуместным заездом своим, если бы не случилось что-то
в бричке его, требующее
руки помощи со стороны кузнецов и мастеров; что при всем том, однако же, если бы даже и ничего не случилось
в его бричке, он бы не мог отказать себе
в удовольствии засвидетельствовать ему лично свое почтенье.
— Все это не очень похоже на
государство, нормально функционирующее, не правда ли? — спросил Тагильский Самгина, подходя к нему со стаканом чаю
в одной
руке, с печеньем
в другой.
Простыми глазами сразу увидишь, что находишься по преимуществу
в земледельческом
государстве и что недаром
рука богдыхана касается однажды
в год плуга как главного, великого деятеля страны: всякая вещь обдуманно, не как-нибудь, применена к делу; все обработано, окончено; не увидишь кучки соломы, небрежно и не у места брошенной, нет упадшего плетня и блуждающей среди посевов козы или коровы; не валяется нигде оставленное без умысла и бесполезно гниющее бревно или какой-нибудь подобный годный
в дело предмет.
Даже революционно-социалистическое направление, которое не было анархическим, не представляло себе, после торжества революции, взятия власти
в свои
руки и организации нового
государства.
Пришла Палагея, не молодая, но еще белая, румяная и дородная женщина, помолилась богу, подошла к ручке, вздохнула несколько раз, по своей привычке всякий раз приговаривая: «Господи, помилуй нас, грешных», — села у печки, подгорюнилась одною
рукой и начала говорить, немного нараспев: «
В некиим царстве,
в некиим
государстве…» Это вышла сказка под названием «Аленький цветочек» [Эту сказку, которую слыхал я
в продолжение нескольких годов не один десяток раз, потому что она мне очень нравилась, впоследствии выучил я наизусть и сам сказывал ее, со всеми прибаутками, ужимками, оханьем и вздыханьем Палагеи.
Несмотря на такой исход, государственная карьера Горохова была уже подорвана. Мир был заключен, но на условиях, очень и очень нелегких. Наденька потребовала, во-первых, чтоб
в кабинете мужа была поставлена кушетка; во-вторых, чтоб Володька, всякий раз, как идет
в кабинет заниматься, переносил и ее туда на
руках и клал на кушетку, и, в-третьих, чтобы Володька, всякий раз, как Наденьке вздумается, сейчас же бросал и свои гадкие бумаги, и свое противное
государство и садился к ней на кушетку.
Поместившись
в уголке, эти люди не от мира сего толковали о самых скучнейших материях для непосвященного: о пошлинах на привозной из-за границы чугун, о конкуренции заграничных машинных фабрикантов, о той всесильной партии великих
в заводском мире фирм с иностранными фамилиями, которые образовали
государство в государстве и
в силу привилегий, стоявших на стороне иностранных капиталов, давили железной
рукой хромавшую на обе ноги русскую промышленность.
Секунду я смотрел на нее посторонне, как и все: она уже не была нумером — она была только человеком, она существовала только как метафизическая субстанция оскорбления, нанесенного Единому
Государству. Но одно какое-то ее движение — заворачивая, она согнула бедра налево — и мне вдруг ясно: я знаю, я знаю это гибкое, как хлыст, тело — мои глаза, мои губы, мои
руки знают его, —
в тот момент я был
в этом совершенно уверен.
Это были удостоверения, что мы — больны, что мы не можем явиться на работу. Я крал свою работу у Единого
Государства, я — вор, я — под Машиной Благодетеля. Но это мне — далеко, равнодушно, как
в книге… Я взял листок, не колеблясь ни секунды; я — мои глаза, губы,
руки — я знал: так нужно.
Руки перевязаны пурпурной лентой (старинный обычай: объяснение, по-видимому,
в том, что
в древности, когда все это совершалось не во имя Единого
Государства, осужденные, понятно, чувствовали себя вправе сопротивляться, и
руки в них обычно сковывались цепями).
Я с трудом держу перо
в руках: такая неизмеримая усталость после всех головокружительных событий сегодняшнего утра. Неужели обвалились спасительные вековые стены Единого
Государства? Неужели мы опять без крова,
в диком состоянии свободы — как наши далекие предки? Неужели нет Благодетеля? Против…
в День Единогласия — против? Мне за них стыдно, больно, страшно. А впрочем, кто «они»? И кто я сам: «они» или «мы» — разве я — знаю?
Я знаю про себя, что мне не нужно отделение себя от других народов, и потому я не могу признавать своей исключительной принадлежности к какому-либо народу и
государству и подданства какому-либо правительству; знаю про себя, что мне не нужны все те правительственные учреждения, которые устраиваются внутри
государств, и потому я не могу, лишая людей, нуждающихся
в моем труде, отдавать его
в виде подати на ненужные мне и, сколько я знаю, вредные учреждения; я знаю про себя, что мне не нужны ни управления, ни суды, производимые насилием, и потому я не могу участвовать ни
в том, ни
в другом; я знаю про себя, что мнене нужно ни нападать на другие народы, убивая их, ни защищаться от них с оружием
в руках, и потому я не могу участвовать
в войнах и приготовлениях к ним.
Зачем я пойду, теряя свое время и отводя себе глаза и придавая насильникам подобие законности, участвовать
в выборах и притворяться, что я участвую
в управлении, когда я знаю очень хорошо, что управление
государством в руках тех,
в руках кого войско?
Указано на то, что сила
в руках тех, которые сами губят себя,
в руках отдельных людей, составляющих массы; указано на то, что источник зла
в государстве. Казалось бы, ясно то, что противоречие сознания и жизни дошло до того предела, дальше которого идти нельзя и после которого должно наступить разрешение его.
«Но это не тот мир, который мы любим. И народы не обмануты этим. Истинный мир имеет
в основе взаимное доверие, тогда как эти огромные вооружения показывают явное и крайнее недоверие, если не скрытую враждебность между
государствами. Что бы мы сказали о человеке, который, желая заявить свои дружественные чувства соседу, пригласил бы его разбирать предлежащие вопросы с заряженным револьвером
в руке?
Елена при этом всплеснула только
руками: «Ну, можно ли жить и существовать
в подобном
государстве?» — воскликнула она и затем впала почти
в совершенное беспамятство.
Вот эти слова, писанные
в рукописи не самим Петром, но его
рукою поправленные и дополненные: «Дабы то (то есть строение кораблей) вечно утвердилось
в России, умыслил искусство дела того ввесть
в народ свой и того ради многое число людей благородных послал
в Голландию и иные
государства учиться архитектуры и управления корабельного.
Она была уже несколько лет правительницею
государства; важнейшие государственные сановники — Голицын, Шакловитый, сам патриарх (до последнего времени) — были к ней
в отношениях весьма дружественных; стрельцы были ей преданны, как всегда;
в руках ее были награды, почести, деньги и вместе с тем пытки и казни.
Ничего подобного
государство тебе не даст, но у него имеется
в руках громадная привилегия: оно властно обеспечить или не обеспечить твоему отечеству спокойное пользование этими благами.
Какое воображение без сладкого душевного чувства может представить себе Монархиню, Которая, одною
рукою подписывая судьбу
государств, другою ласкает цветущие Отрасли Императорского Дома, и Которая, прерывая нить великих политических мыслей, оставляя на минуту заботы правления, отдыхает сердцем
в семейственных радостях и, так сказать, дополняет ими счастие добродетельной Монархини?
Таким образом, Сенат
в отношении к Монарху есть совесть Его, а
в отношении к народу —
рука Монарха; вообще же он служит эгидою для
государства, будучи главным блюстителем порядка.
Словом, почти с каждым днем являлись новые знаки ее заботливости о благосостоянии
государства, и при этом нужно еще заметить, что Екатерина нисколько не старалась замаскировать печальное положение,
в котором она застала
государство, принимая власть
в свои
руки.
В нем Голован растил петуший камень, который пригоден на множество случаев: на то, чтобы счастье приносить, отнятое
государство из неприятельских
рук возвращать и старых людей на молодых переделывать.
Великий, грозный и пресветлый царь!
Твой друг и брат, Аббас, владыка перский,
Здоровает тебе на
государствеИ братский шлет поклон. Ты держишь Русь
Единою могучею
рукой —
Простри, о царь, с любовию другую
На моего владыку и прими
От шах-Аббаса,
в знак его приязни,
Сей кованный из золота престол,
В каменьях самоцветных и
в алмазах.
Наследье древних шахов — изо всех
Ценнейшее Аббасовых сокровищ!
Встречая человека так называемого прогрессивного направления, теперь никто из порядочных людей уже не предается удивлению и восторгу, никто не смотрит ему
в глаза с немым благоговением, не жмет ему таинственно
руки и не приглашает шепотом к себе,
в кружок избранных людей, — поговорить о том, что неправосудие и рабство гибельны для
государства.
—
В некотором царстве, не
в нашем
государстве, жил-был мужик, — перебила его Настя, подхватив батистовый передник
рукой и подбоченясь ею.
Государство должно охранять один общественный класс от насилий другого общественного класса, сосредоточившего
в своих
руках материальные средства и орудия, т. е.,
в конце концов, охранять личность.
Близость Монарха, Его простое, доброе, отеческое отношение, — Его — великого и могучего, держащего судьбу
государства и миллионов людей
в этих мощных и крупных
руках, — все это заставило содрогнуться от нового ощущения впечатлительную душу маленькой девочки.
Преподавание драматического искусства находилось при мне
в руках четырех"сосьетеров": (постоянных членов труппы) Сансон, Ренье, Брессан и посредственный актер Тальбо. Отдел этот составлял маленькое"
государство в государстве". Главное начальство
в лице директора, композитора Обера, ни во что не входило. Но я все-таки должен был явиться и к Оберу — попросить позволения посещать классы декламации, которое он мне сейчас же и дал.
Самое главное то, что русские коммунисты представляют сейчас власть,
в их
руках находится
государство.
Нечаянно увидел он дитя на
руках у мамки, долго любовался им и стал находить
в нем сходство с князем Васильем Васильевичем Голицыным [Голицын Василий Васильевич (1643–1714) — фаворит царевны Софьи Алексеевны,
в период ее правления фактически руководил всеми государственными делами; ввел некоторые преобразования во внутреннем устройстве
государства, содействовал отмене местничества и пр.].
— Ты же еще пытаешься нас облить презрением! А еще комсомолец! Пример подаешь лодырям и прогульщикам, обманываешь
государство и партию, играешь на
руку классовым нашим врагам — и стоишь
в позе возмущенного честного человека!
— Правильно!.. Ах, н-негодяи! — Он взволнованно заходил вдоль стола, глубоко засунув
руки в карманы. —
В колхоз идти, а раньше того, понимать, всю скотину свою порежут! А рабочие
в городах сидят без мяса, без жиров, без молока! Расстрелять их мало! Всему
государству какой делают подрыв!
«Несомненно, что она призывает меня только для медицинской помощи… Разве я, безумец, не понимаю то расстояние, которое разделяет ничтожного помощника аптекаря от фаворитки первого вельможи
в государстве, фаворитки властной, всесильной, держащей
в своих
руках не только подчиненных грозного графа, но и самого его, перед которым трепещет вся Россия» — неслось
в голове Воскресенского.
Высшее правительство огромного христианского
государства, 19 веков после Христа, ничего не могло придумать более полезного, умного и нравственного для противодействия нарушениям законов, как то, чтобы людей, нарушавших законы, взрослых и иногда старых людей, оголять, валить на пол и бить прутьями по заднице [И почему именно этот глупый, дикий прием причинения боли, а не какой-нибудь другой: колоть иголками плечи или какое-либо другое место тела, сжимать
в тиски
руки или ноги или еще что-нибудь подобное?].